Кириченко Галина
СКАЗОЧКА НА НОЧЬ ГЛЯДЯ Деревня Соколово нежилась в объятиях горячего летнего дня. Простая крестьянка тетка Прасковья выгребала навоз из стойла коровы Зорьки. Вдруг безмятежную тишину прорезал визгливый голос соседки, Ядрены-Матрены. - Прасковья!.. - Угу, - буркнула тетка Прасковья, ненадолго разгибая спину. - Прасковья, хранцузы в деревне! - Ась? – переспросила тугая на ухо тетка Прасковья, продолжая чистить стойло. - Прасковья! Нашу хату жгут! – надрывалась Ядрена-Матрена. - Угу, - меланхолично поддакивала тетка Прасковья, в сугубой темноте своей ни разу не слышавшая слова «меланхолия». - Ааа-ааа!!! Пошли прочь, охальники!.. – голос Ядрены-Матрены окончательно сорвался на визг, потом вдруг умолк. Прасковья поковыряла пальцем в ухе и недоуменно пожала плечами. Тут во двор, в строгом соответствии с планом и распорядком грабежа, организованно вломился отряд наполеоновской гвардии. Офицер сделал повелевающий жест, и гвардейцы деловито очистили дом от излишков товаропроизводства. «Бог дал, бог и взял!» - смиренно подумала тетка Прасковья. Поковыряла пальцем в другом ухе… и вздрогнула от голоса Ядрены-Матрены: - …ковья!!! У тя корову сводят! Стоять, Зорька! «Может, к Ваське?.. Любовь, любовь!.. Ах!» - мечтательно закатила глаза Прасковьина Зорька, вспоминая соседского черного быка. «Это война, дура!» - мысленно выругалась на нее циничная и бывалая коза Серафима. Ее троюродная тетка была съедена под Аустерлицем. - Любовь – это всегда война… - философически подвела итог навозная куча. «Хмм-хмм!..» - невнятно подумал в гастрономическом направлении третий слева гвардеец. По-французски, разумеется. - Ооо-го! – присвистнули вилы, выдернутые властной рукой из навозной кучи и неведомым для себя образом втянутые в активные боевые действия. Тетка Прасковья уже ни о чем не думала. Довели бабу! Образ зверски растерзанной окаянными нехристями Зорьки затмил весь белый свет перед ее глазами. Вилы, казалось, растроились в ее руках, привычных к грязной работе. Да, тетка Прасковья ни о чем не думала! Но наполеоновскую гвардию сей факт утешал весьма и весьма относительно. Французы были в шоке. Просто в шоке. «Варварская страна!» - подумал офицер, зажимая рукой колотую рану в боку. – Кто их разберет, этих русских?!» - Это вам не Европа! Это жареный лед, господа! – иронически отозвалась коза Серафима. – Кто к нам с мечом придет, тот у нас от вил и загнется! Хххааа!.. - А горячие мы ребята, да?! – начали входить во вкус вилы. Холодное оружие французов было быстро переломано. - Все там будем… - утешила навозная куча посыпавшиеся в нее обломки стали. - Ну ты и прикалываться, Прасковья… - Ядрена-Матрена аж онемела от восторга. - Ззяяууу!.. – возбужденно взвизгнула одинокая пуля, срикошетив о вилы. - Куда ж ты лезешь, глупая?.. – лицемерно посочувствовали ей вилы. – А все-таки непрошибаемое у меня обаяние!.. - Пуля – дура, штык – молодец! – в глазах козы Серафимы загорелся бойцовский огонь. Загородка стойла перед ней неудержимо превращалась в бастионы осажденного Измаила. - Эх, раззудись плечо, размахнись рука! – подключилась к сражению Ядрена-Матрена, открывая прицельный огонь по противнику. - Позавчера – шанежки, вчера – камушки, сегодня – снаряды! – дивились изменчивости жизни рогалики и бублики Ядрены-Матрены, сыплясь градом картечи на доблестную гвардию Наполеона. - Такова се-ля-ви!.. – непатриотично вздохнула навозная куча. – Вчера – цветы, сегодня – сено, а завтра.… Ну, вы сами понимаете!.. «Может, сдадимся?» - мысленно заикнулся третий слева гвардеец, пессимистично взирая на мир единственным уцелевшим глазом. - Гвардия умирает, но не сдается! – оборвал крамольную мысль офицер. – Въехали, господа? Господа въехали. Тем более что ретирада – не позор, а маневр. Поэтому гвардия выстроилась в каре и под ураганным огнем начала медленный отход к лесу. Так и оставшись в недоумении относительно непостижимой русской души… … Гвардия шла в каре под непрерывными атаками противника. Это было красиво. Но, увы! Темным русским крестьянкам была совершенно недоступна красота стратегии и тактики великого Буонапарте. Бабы, что с них взять!.. - Зорюшка! – неожиданно всхлипнула тетка Прасковья, пытаясь обнять рогатую коровью голову. - Э, вилы-то брось! Все свои! – ехидно мекнула коза Серафима. - Прасковья!!! – заорала прямо в ухо соседке Ядрена-Матрена. – Дай шанежек, а то мужика кормить нечем! «Любовь…» - продолжала мечтать Зорька, так и не очнувшаяся от грез в течение всего боя. - Любовь зла… - развила мысль навозная куча. - А за козла ответишь!!! – взрыла копытом землю еще не остывшая от баталий коза Серафима… … Все вернулось на круги своя. И только вилы, отчаянно гордясь изрубленным в ближнем бою древком, в дальнейшем отказывались от тесного общения с навозной кучей. Мол, зазорно это для тройного штыка, ветерана Отечественной войны одна тысяча восемьсот двенадцатого года…
|