Казанцев Константин

ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ

 На голых лбах приенисейских скал неожиданно и стремительно полыхнул пожар нежно-розового с сиреневым отливом Саянского первоцвета, однолюба-отшельника, багульника. Какое-то будоражащее юное свойство приобретает этот престарелый,  невзрачный, приземистый кустарник, раньше других каждой весной просыпаясь сам и  раскалывая вокруг себя дремоту зимнего сна. Ещё только-только выстрелили пушистыми комочками жизни стыдливые вербы, проклюнулись слабенькие стрелки разнотравья, попробовали выйти в свет желтенькие цветочки мать-и-мачехи, а багульник разлил по неприступным скалам сиренево-розовый цвет дурманящего аромата.

Конечно, седой Саян делал неосновательные попытки приостановить этот  ежегодный  неизбежный процесс. По ночам он несколько раз посылал с Боруса своих белоглазых порученцев. Но они, малосильные,  не смогли причинить сколько-нибудь заметный вред, на первый взгляд,  нежному  и слабому, но оказавшемуся  неодолимым, прелестному посланцу весны и солнца.

Наш Саянский багульник почти  не встретишь в садах-огородах. Прекрасный весенний цветок плохо приживается в цивильных условиях. Ему подавай простор, обилие солнца, одиночество, родную землю, пусть даже голые камни. Он не растёт на скалах, потревоженных строительными работами, и обильно цветёт только в окружении нетронутой родной природы.  Лишь немногие садоводы, поняв особый характер этого загадочного кустарника, найдя к нему подход,  любуются его цветением  в своём саду. Однако для этого они создают ему условия, сходные с  природными – пересаживают его к себе с огромным комом родной  земли, оставляют ему много солнца и простора.  

Недолго радовал Белый свет рододендрон, называемый нами, сибиряками, багульником. Отцвёл! Отцвёл, оставив после себя тихие приятные   воспоминания. Лично я этим иностранным словом  называть это чарующее весеннее чудо не могу и не буду, хотя энциклопедия убеждает меня, что я не прав.  Ну и Бог с ней, с энциклопедией!

А эстафету красоты приняла на себя черёмуха. Зацвела, забушевала на берегах могучего Енисея, на его  островах, в парках, на улицах города и посёлков. Взбудоражила юные сердца, ещё не познавшие любовь, возбудила у взрослых и состоявшихся неясные надежды на то, что всё ещё впереди,  с неожиданной силой заставила всколыхнуться в  душах стариков память о былом.   Только потонув и воскреснув в этом черёмуховом половодье, начинаешь понимать тех первопроходцев, которые без раздумий, навскидку, назвали наш посёлок Черёмушки. Назвали словом точным и ласковым, звучным и вечно молодым.   И ведь попали прямо в цель! В самую, что ни на есть, сердцевину любви к Саянам, к Енисею, к Сибири, к Хакасии. Да, к Хакасии! Моей малой родине! Я не стыжусь признаться, что однажды по молодости лет в погоне за житейским благополучием, оставил свои родные места на долгие тридцать лет, поменял на черноморские прелести и столичные выгоды. Слабым оправданием этому поступку может служить то, что я  и на югах, и в столицах напряженно работал, и никогда, ни на одно мгновение не забывал кто я, откуда я. Это чувство ностальгии выливалось в моих стихах, одно из которых привожу здесь:

                 СЮДА Я ВЕРНУСЬ

Под белой берёзой избушка стоит,

Черёмуха робко  в окошко стучит.

Ей в молодость дверь отворите,

Гулять до утра отпустите.

Село возле речки весной расцвело,

И стало в округе ночами бело.

Бурливая речка распелась,

Добавила юности смелость.

Мальчишка впервые в начале пути

Букет наломал и  решил  отнести

Душистой черёмухи ветки

В подарок стыдливой соседке.

Рождается сказка в соседнем дворе.

Мечтами щебечет весна на заре

И прячется в гроздья букета,

Чтоб тайну хранить до рассвета.

Весенняя  ночка в село забрела,

На улицу юность с собой позвала:

В черёмуху  дверь отворите!

Гулять до утра выходите!

Сюда я вернусь даже с края  земли,

Где слева тайга, справа степь-ковыли,

Родное село – посредине.

Там  сказка  живёт и поныне.

Я написал эти строки для себя, что называется «в стол», более сорока лет назад на пике  моих карьерных успехов и житейского благополучия. Но зов Хакасии, моей малой  родины, оказался сильнее этих материальных благ – я выполнил обет, данный самому себе, и ни на одно мгновение не жалею об этом.

Хакасия! Святая, истинная, непреходящая любовь!  Сказочно прекрасная  страна, созданная Творцом в минуту вдохновения!  Седая древность соседствует здесь  со сверкающей современностью, полная загадок череда  исторических эпох оставила на твоих просторах непреходящие следы исчезнувших цивилизаций. Хакасско-Минусинский этногенетический котёл исправно работает здесь многие века, переплавляя тюркскую Среднюю Азию и монголоидный Восток с ведической Русью, выдавая шедевры мирового искусства, образцы талантов,  изумительные явления женской красоты.  Каменные бабы  с иронической улыбкой поглядывают с ковыльных курганов на православные храмы и мусульманские мечети, на буддийские пагоды и шаманские юрты, уверенные, что всё это суета сует, а истину знают лишь они. Оседает на твоих равнинах и горах пыль, поднятая полчищами алчных завоевателей, прокатываются лавиной бесчисленные тьмы Чингисхана, мечутся в  ущельях стон и плач твоих детей, угоняемых в рабство джунгарами. Но народ пережил  все потрясения и невзгоды, восстанавливал силы, и под переборы чатхана прославленные хайджи продолжали исполнять алыптыг нымах – героические сказания о воинских подвигах богатырей, созданные в незапамятные времена.

 Таинственное безмолвие древних менгиров, возбуждает любопытство, острое  желание узнать их тайну, проникнуть в стародавнее, сокрытое ушедшими веками. Природа исправно меняет для них, вечных стражей Хакасии, времена года, словно листая страницы книги сказок. Сытой, тучной осенью она откармливает несметное количество перелётных птиц, собирает их в стаи и, отправляя  на юг, заставляет исполнять грустные прощальные песни этим  символам вечности.  Малоснежной зимой пробует на них лютый холод, набрасывается свирепыми вьюгами, пытается напугать, опрокинуть или, хотя бы, поставить на колени, но каменные аборигены только улыбаются, погруженные в свои мысли, стойко перенося капризы природы.  Весной, расцвечивая радостными глазами цветов бескрайнюю степь и одаривая их будоражащей свежестью просыпающихся трав, она поручает возвратившимся с чужбины птицам распевать им радостные хвалебные гимны.

 Но особое, неповторимое, сказочное  чудо совершает здесь природа летом!  На десятки вёрст, сколько хватает глаз, убегают на север и на запад лысые увалы, бесконечная ковыльная Кайбальская  степь. Безлюдье.  Только в вышине неба стремительные степные орлы и неподвижные коршуны. На тысячелетия застыла в своей первозданности всхолмленная даль. Белоголовый, мрачноватый  Саян бдительно стережёт непорочное девичество этой, убежавшей от него степной вольнолюбивой  красавицы. Старик лелеет: и её волшебную чарующую юность,  и принадлежащее ей бездонное голубое небо, и тени облачков, резво и молча пробегающие куда-то на Восток, к Енисею. Под пристальным взглядом полуденного солнца степь источает свой, только ей присущий, неуловимый отпечаток свежести с оттенками чабреца  и терпкого запаха полыни, щедро выплёскивает  медвяный аромат  травостоя, демонстрирует радугу  цветов, выбегающих  навстречу большими куртинами. Всё это вместе: необъятный степной простор, высокое синее небо, сверкающий на горизонте сын древнего Саяна, мудрый белоголовый старец Борус, благодатное приволье – создаёт ощущение восторга и новизны, вызывает желание мчаться куда-то навстречу неизведанному, познать эту чарующую даль.

          ВЛЮБЛЁННЫЕ  САЯНЫ

Благословенный край, суровые Саяны,

Понять поможет нам, что жизнь не трын-трава.

Расскажут горы про наветы и обманы,

Вернут  растраченные попусту слова.

Я ж  покажу тебе таёжные поляны,

Где заблудилась одинокая луна,

Где спят в обнимку с ней влюблённые Саяны,

Где сосны бродят, как хмельные  без вина.

Я расскажу тебе про сизые туманы,

Разлив багульника в оранжевых жарках.

И не забыть тебе  тогда мои Саяны

В курортных тропиках, и в шумных городах.

Украсит небо вечера нам в цвет багряный,

Прохладной ночью я тебя оберегу.

И протрубит марал тогда на все Саяны

Слова, которые понять я помогу.

Пройдёт бесследно здесь разлуки яд соляный,

Улыбки вспыхнут вместо горьких слёз,

Подарят нам влюблённые Саяны

Цветы таёжные в алмазах чистых рос.

Когда-то в юности полученные раны,

Здесь зарубцуются и быстро заживут.

Излечат горы наши прежние изъяны.

Ты приезжай сюда, тебя Саяны ждут.

Наверное, есть другие, более верные слова признания в любви. Истинные патриоты родной земли, не только поэты, но и все мои молодые земляки, знают их. Я уверен, что они в полный голос скажут об этом  и себе, и ныне живущим, и всем  будущим поколениям. Но не только скажут, а сделают всё, и даже больше чем всё, чтобы в нашей Хакасии, нашей малой Родине и в огромной России под ярким весенним солнцем, под чистым голубым небом  вечно цвели лучшие в мире цветы багульника, благоухала изумительная черёмуха, ярко горели костры жарков. Сделают! Не спасуют перед громадой трудностей, предательства, подлостей! Сделают, во имя святой, самоотверженной, неистребимой любви к родимой земле, к Хакасии, к великой России! Сделают, потому что только такая любовь, выходя за рамки романтики, становится созидающей силой, скрепляет на всю жизнь союз женщины  и мужчины,  возводит могучие гидростанции, строит гигантские заводы, ставит города на просторах своей страны, не щадя жизни без раздумий и колебаний бросает нас на защиту Родину от врагов внешних и внутренних. Такую любовь исповедовали дети войны, к поколению которых я принадлежу.  Именно в такой любви я признаюсь на весь Белый свет, на неё молился всю свою долгую жизнь, следовал её канонам, в меру сил своих оставался её добровольным подданным. Уверен, что я не одинок в этой любви, а вы, молодые, мои союзники?